Гвендолин, закусив губу и сжав руки, отрицательно покачала головой. Она знала, что если кто из мужчин и поддразнивает иногда сотрудниц компании, то не проявляет при этом агрессивности или излишней настойчивости. За исключением, конечно, Шроттера. Но девушка не стала бы кривить душой для того лишь, чтобы оправдать свое смущение.
— Наши... наши сотрудники ведут себя вполне корректно, — тихо ответила она.
После небольшой паузы Даниел сухо поинтересовался:
— Это относится и к Шроттеру?
Когда она повернула голову, оказалось, что он смотрит на нее. Это был испытующий, внимательный взгляд, который, если бы не проклятое прошлое, Гвендолин позлила бы себе истолковать так: нет на свете ничего, даже самых сокровенных мыслей, которые она не могла бы доверить ему. Острая тоска заполонила ее сердце, словно облака заслонили солнце, и настроение Гвендолин сразу же упало.
— Эрвин не относится к числу приятных мне людей, — сказала она и быстро добавила: — Но что касается его профессиональных качеств...
Даниел не дал ей договорить.
— Давайте смотреть правде в глаза: когда Шроттер встречается с заказчиками, он фактически выступает от лица нашей студии и по нему судят о компании в целом.
— Все это так, — согласилась Гвендолин. — Но некоторые подчиненные готовы носить его на руках. К тому же не так-то просто будет найти кого-нибудь на его место.
— Да, это будет нелегко. Но поверьте моему чутью, на Шроттере свет клином не сошелся.
Вполне возможно, мысленно согласилась с ним Гвендолин. И вдруг подумала, что преувеличенное самомнение и уверенность в своем превосходстве, которые так не нравились ей в Эрвине, она отметила и в самом Даниеле в ту первую их встречу. Он вел себя нагло по отношению к ней и с легкомысленным пренебрежением. И не важно, что она это вполне заслужила...
Как же теперь нелегко примириться с тем, что тот самоуверенный наглец и джентльмен, сидящий сейчас рядом с ней за рулем «лендровера», — один и тот же человек!
Впрочем, пять лет — это немало, напомнила она себе. За такой срок система ценностей у человека может измениться, как и его отношение к женщинам.
Сейчас она радуется, что так доверительно разговаривает с ним. Однако страх перед тем, что может произойти, если Даниел повнимательнее посмотрит на нее и узнает, никуда не исчез. Если случится то, чего она так опасается, все, ради чего она трудилась, пойдет насмарку! Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы сложилась ситуация, в которой ей пришлось бы вновь испытать то унижение, которое она изведала, проснувшись утром в его спальне!
Остановив «лендровер» немного не доезжая до здания компании, Даниел предложил:
— Давайте посидим в кафе.
Гвендолин нерешительно кивнула и, когда он помог ей вылезти из джипа, робко оперлась на протянутую ей руку.
Когда они были уже в дверях, какой-то посетитель, шедший им навстречу, чуть не сшиб их. И Даниел инстинктивно обнял девушку и прижал к стене в двух шагах от входа. Здесь царил полумрак, и их не сразу можно было заметить. Они словно оказались вдали от суетного мира.
Даниел по-прежнему не разжимал объятий.
— С вами все в порядке? — спросил он.
— Да-да. Все хорошо. Не беспокойтесь...
Боже, неужели это она так дрожит? Если да, то заметил ли Даниел? Наверняка заметил и подумал... От смущения у Гвендолин закружилась голова. Она была не в силах пошевелиться или заговорить, слишком ясно сознавая, как близко от нее он сейчас стоит. И смотреть ему в глаза тоже не могла, поэтому уставилась прямо перед собой.
Это было ошибкой: оказалось, что ее глаза находятся как раз на уровне его обнаженной шеи. Кожа была гладкой и загорелой. И Гвендолин вдруг с ужасом поняла, что ей хочется дотронуться до него, погладить, прикоснуться к нему! Она торопливо сглотнула, мучаясь оттого, что кровь бешено стучит в висках.
Грудь Даниела вздымалась при каждом вдохе, завораживая ее. Когда-то давно она вот так же стояла, прижавшись к этой груди, когда-то эти руки обнимали ее, прикасались к ней, ласкали ее...
— Уэнди...
Что-то невыразимо узнаваемое было в том, как он назвал ее сейчас по имени, и Гвендолин мгновенно вернулась с небес на землю. Она решительно высвободилась из его рук, не сводя с него испуганно расширенных глаз.
— Я... я должна идти... Немедленно!..
Она услышала свой голос и сразу поняла, что бормочет несусветную чушь. Но от страха и беспокойства язык стал неповоротливым, как и тело. Она неуклюже протиснулась мимо Даниела к двери, стараясь не прикасаться к нему, словно это грозило ей смертью.
По шагам позади себя она догадалась, что Хартли последовал за ней. Во рту у Гвендолин пересохло, все мускулы заныли от невыносимого напряжения...
— Машины, значит, сегодня у вас нет, — прокомментировал Даниел, когда, высадив ее перед входом в офис, не заметил знакомого синего «форда» на привычном месте.
— Нет! — отрывисто подтвердила Гвендолин. — Она на техосмотре. Оскар заедет за мной после работы.
Она вспыхнула, изо всех сил прикусив нижнюю губу. Зачем только понадобилось упоминать об Оскаре? Ведь она уже давно не девочка, зря пытается произвести впечатление на Даниела, упоминая имя жениха, которого и женихом-то не назовешь. Ведь Даниел даже и не собирался подвозить ее домой. Он всего лишь предложил посидеть в кафе, только и всего!
— Я поеду переоденусь и вернусь около половины второго.
Ей показалось или голос Даниела прозвучал резче и холоднее, чем минуту назад?
Чуть позже, усевшись за свой стол, Гвендолин несколько раз принималась искать ответ на вопрос: а чего, собственно говоря, она так боится? Совершенно очевидно, что Даниел не узнал ее, и, даже если предположить, что его влечет к ней — хотя это едва ли соответствует действительности, — абсолютно ясно, что он не из тех, кто отбивает чужую невесту. Итак, что же приводит ее в трепет? Почему каждый раз, когда Даниел подходит к ней, она превращается в нечто напоминающее трясущееся желе?